Неточные совпадения
Увидав воздымающиеся из корсета желтые плечи графини Лидии Ивановны, вышедшей в
дверь, и зовущие к себе прекрасные задумчивые глаза ее, Алексей Александрович улыбнулся,
открыв неувядающие белые зубы, и подошел к ней.
Видел я, как подобрали ее локоны, заложили их за уши и
открыли части лба и висков, которых я не видал еще; видел я, как укутали ее в зеленую шаль, так плотно, что виднелся только кончик ее носика; заметил, что если бы она не сделала своими розовенькими пальчиками маленького отверстия около рта, то непременно бы задохнулась, и видел, как она, спускаясь с лестницы за своею матерью, быстро повернулась к нам, кивнула головкой и исчезла за
дверью.
Проснулся он, услыхав, что кто-то вошел к нему,
открыл глаза и увидал Разумихина, отворившего
дверь настежь и стоявшего на пороге, недоумевая: входить или нет? Раскольников быстро привстал на диване и смотрел на него, как будто силясь что-то припомнить.
Оба осторожно вышли и притворили
дверь. Прошло еще с полчаса. Раскольников
открыл глаза и вскинулся опять навзничь, заломив руки за голову…
«Уж не несчастье ли какое у нас дома?» — подумал Аркадий и, торопливо взбежав по лестнице, разом отворил
дверь. Вид Базарова тотчас его успокоил, хотя более опытный глаз, вероятно,
открыл бы в энергической по-прежнему, но осунувшейся фигуре нежданного гостя признаки внутреннего волнения. С пыльною шинелью на плечах, с картузом на голове, сидел он на оконнице; он не поднялся и тогда, когда Аркадий бросился с шумными восклицаниями к нему на шею.
«Выдумываю я ее. Ведь не может же она
открыть мне
двери в какой-то сказочный рай!»
Ехали в тумане осторожно и медленно, остановились у одноэтажного дома в четыре окна с парадной
дверью; под новеньким железным навесом, в медальонах между окнами, вылеплены были гипсовые птицы странного вида, и весь фасад украшен аляповатой лепкой, гирляндами цветов. Прошли во двор; там к дому примыкал деревянный флигель в три окна с чердаком; в глубине двора, заваленного сугробами снега, возвышались снежные деревья сада.
Дверь флигеля
открыла маленькая старушка в очках, в коричневом платье.
Самгин, оглушенный, стоял на дрожащих ногах, очень хотел уйти, но не мог, точно спина пальто примерзла к стене и не позволяла пошевелиться. Не мог он и закрыть глаз, — все еще падала взметенная взрывом белая пыль, клочья шерсти; раненый полицейский,
открыв лицо, тянул на себя медвежью полость; мелькали люди, почему-то все маленькие, — они выскакивали из ворот, из
дверей домов и становились в полукруг; несколько человек стояло рядом с Самгиным, и один из них тихо сказал...
Дверь в квартиру патрона обычно
открывала горничная, слащавая старая дева, а на этот раз
открыл камердинер Зотов, бывший матрос, человек лет пятидесяти, досиня бритый, с пухлым лицом разъевшегося монаха и недоверчивым взглядом исподлобья.
Марина вышла не очень эффектно: сначала на стене, за стулом, мелькнула ее рука, отбрасывая черный занавес, потом явилась вся фигура, но — боком; прическа ее зацепилась за что-то, и она так резко дернула рукою материю, что сорвала ее,
открыв угол
двери. Затем, шагнув вперед, она поклонилась, сказав...
Лидия заняла комнату, соседнюю с Алиной, и в щель неприкрытой
двери Самгин видел, что она и уже прибежавшая Сомова торопливо
открывают чемодан.
Нотариус не внушал доверия, и Самгин подумал, что следует посоветоваться с Дроновым, — этот, наверное, знает, как продают дома. В доме Варвары его встретила еще неприятность: парадную
дверь открыла девочка подросток — черненькая, остроносая и почему-то с радостью, весело закричала...
Тяжелую, дубовую
дверь крыльца
открыла юная горничная в белом переднике и кружевной наколке на красиво причесанной голове.
Дуняша положила руку Лютова на грудь его, но рука снова сползла и палец коснулся паркета. Упрямство мертвой руки не понравилось Самгину, даже заставило его вздрогнуть. Макаров молча оттеснил Алину в угол комнаты, ударом ноги
открыл там
дверь, сказал Дуняше: «Иди к ней!» — и обратился к Самгину...
Приземистые, однообразно желтые ряды ее каменных лавок,
открыв широкие пасти
дверей, показывали в пещерном сумраке груды разнообразно обработанных металлов, груды полотен, ситца, шерстяных материй.
В
дверь сильно застучали; он подождал, не прибежит ли Дуняша, но, когда постучали еще раз,
открыл сам. Первым ввалился Лютов, за ним Макаров и еще кто-то третий. Лютов тотчас спросил...
В тишине прошли через три комнаты, одна — большая и пустая, как зал для танцев, две другие — поменьше, тесно заставлены мебелью и комнатными растениями, вышли в коридор, он переломился под прямым углом и уперся в
дверь, Бердников
открыл ее пинком ноги.
Она говорила быстро, ласково, зачем-то шаркала ногами и скрипела створкой
двери,
открывая и закрывая ее; затем, взяв Клима за плечо, с излишней силой втолкнула его в столовую, зажгла свечу. Клим оглянулся, в столовой никого не было, в
дверях соседней комнаты плотно сгустилась тьма.
Вечером он пошел к Гогиным, не нравилось ему бывать в этом доме, где, точно на вокзале, всегда толпились разнообразные люди.
Дверь ему
открыл встрепанный Алексей с карандашом за ухом и какими-то бумагами в кармане.
— Гм… узнает? — пробормотал Кутузов, раздеваясь в прихожей. — Ну, а монумент, который
открыл нам
дверь, не удивится столь позднему гостю?
В чистеньком городке, на тихой, широкой улице с красивым бульваром посредине, против ресторана, на веранде которого, среди цветов, играл струнный оркестр,
дверь солидного, но небольшого дома, сложенного из гранита,
открыла Самгину плоскогрудая, коренастая женщина в сером платье и, молча выслушав его объяснения, провела в полутемную комнату, где на широком диване у открытого, но заставленного окна полулежал Иван Акимович Самгин.
Лошадь осторожно вошла в открытые
двери большого сарая, — там, в сумраке, кто-то взял ее за повод, а Захарий, подбежав по прыгающим доскам пола к задней стенке сарая,
открыл в ней
дверь, тихо позвал...
Самгин, мигая, вышел в густой, задушенный кустарником сад; в густоте зарослей, под липами, вытянулся длинный одноэтажный дом, с тремя колоннами по фасаду, с мезонином в три окна, облепленный маленькими пристройками, — они подпирали его с боков, влезали на крышу. В этом доме кто-то жил, — на подоконниках мезонина стояли цветы. Зашли за угол, и оказалось, что дом стоит на пригорке и задний фасад его — в два этажа. Захарий
открыл маленькую
дверь и посоветовал...
Дверь открыла пожилая горничная в белой наколке на голове, в накрахмаленном переднике; лицо у нее было желтое, длинное, а губы такие тонкие, как будто рот зашит, но когда она спросила: «Кого вам?» — оказалось, что рот у нее огромный и полон крупными зубами.
Все четыре окна квартиры его были закрыты ставнями, и это очень усилило неприятное его настроение.
Дверь открыла сухая, темная старушка Фелицата, она показалась еще более сутулой, осевшей к земле, всегда молчаливая, она и теперь поклонилась ему безмолвно, но тусклые глаза ее смотрели на него, как на незнакомого, тряпичные губы шевелились, и она разводила руками так, как будто вот сейчас спросит...
Связи между этими словами и тем, что она говорила о Лидии, Самгин не уловил, но слова эти как бы поставили пред
дверью, которую он не умел
открыть, и — вот она сама открывается. Он молчал, ожидая, что сейчас Марина заговорит о себе, о своей вере, мироощущении.
Клим никогда еще не был на этой улице, он хотел сообщить об этом историку, но — устыдился.
Дверь крыльца
открыла высокая, седоволосая женщина в черном, густобровая, усатая, с неподвижным лицом.
Однажды, поздно вечером, он позвонил к Дронову.
Дверь приоткрылась не так быстро, как всегда, и цепь, мешавшая вполне
открыть ее, не была снята, а из щели раздался сердитый вопрос Таисьи...
Самгин не ответил. Его не удивило, что
дверь квартиры, указанной Макаровым,
открыла Дуняша.
Но,
открыв на минуту заветную
дверь, она вдруг своенравно захлопнула ее и неожиданно исчезла, увезя с собой ключи от всех тайн: и от своего характера, и от своей любви, и от всей сферы своих понятий, чувств, от всей жизни, которою живет, — всё увезла! Перед ним опять одна замкнутая
дверь!
Но в
дверях, в темноте, схватывает меня Ламберт: «Духгак, духгак! — шепчет он, изо всех сил удерживая меня за руку, — она на Васильевском острове благородный пансион для девчонок должна
открывать» (NB то есть чтоб прокормиться, если отец, узнав от меня про документ, лишит ее наследства и прогонит из дому.
— Да, я самая, — сказала Лидия и, во весь рот
открывая ряд прекрасных зубов, улыбнулась доброю, детскою улыбкой. — Это тетя очень хотела вас видеть. Тетя! — обратилась она в
дверь приятным нежным голосом.
Двери растворили, отворили окно,
открыли трубу, Митя притащил из сеней ведро с водой, сперва намочил голову себе, а затем, найдя какую-то тряпку, окунул ее в воду и приложил к голове Лягавого.
Я
открыл глаза и увидел Калиныча: он сидел на пороге полураскрытой
двери и ножом вырезывал ложку.
Через несколько минут легкий стук в
дверь, и вошел важный барин в ермолке с кисточкой, в турецком халате с красными шнурами. Не обращая на нас никакого внимания, он прошел, будто никого и в комнате нет, сел в кресло и стал барабанить пальцами по подлокотнику, а потом закрыл глаза, будто задремал. В маленькой прихожей кто-то кашлянул. Барин
открыл глаза, зевнул широко и хлопнул в ладоши.
Каждый раз он долго подбирал ключ к замку библиотечной
двери, потом звонко щелкал и
открывал вход в большую комнату, уставленную по стенам огромными шкафами.
Но отец, которому все это и надоело, и мешало,
открыл свою
дверь, и оба вошли в кабинет. Петр без всяких предосторожностей подошел к постели и громко сказал по — польски...
Однажды, когда он весь погрузился в процесс бритья и, взяв себя за кончик носа, выпятил языком подбриваемую щеку, старший брат отодвинул через форточку задвижку окна, осторожно спустился в комнату и
открыл выходную
дверь. Обеспечив себе таким образом отступление, он стал исполнять среди комнаты какой-то дикий танец: прыгал, кривлялся, вскидывал ноги выше головы и кричал диким голосом: «Гол, шлеп, тана — на»…
Вдруг в соседней комнате послышались тяжелые, торопливые шаги, кто-то не просто
открыл, а рванул
дверь, и на пороге появилась худая высокая фигура Дешерта.
Было раннее утро. Сквозь дремоту я слышал, как мать говорила из соседней комнаты, чтобы
открыли ставни. Горничная вошла в спальню, отодвинула задвижку и вышла на двор, чтобы исполнить приказание. И когда она вышла, скрипнув
дверью, меня опять захватил еще не рассеявшийся утренний сон. И в нем я увидел себя Наполеоном.
И когда я теперь вспоминаю эту характерную, не похожую на всех других людей, едва промелькнувшую передо мной фигуру, то впечатление у меня такое, как будто это — само историческое прошлое Польши, родины моей матери, своеобразное, крепкое, по — своему красивое, уходит в какую-то таинственную
дверь мира в то самое время, когда я
открываю для себя другую
дверь, провожая его ясным и зорким детским, взглядом…
Я тотчас распорядился за беззаботного сына в отцовском доме: велел
открыть трубы, запер на замок
дверь в натопленные комнаты, притворил и нашу
дверь, а форточку
открыл.
Розанов, постояв с минуту, опять вернулся к калитке и крепко толкнул ее ногою. Калитка быстро отскочила и
открыла перед Розановым большой мокрый двор и серый мрачный подъезд с растворенными настежь желтыми
дверями.
— С господами. Там
двери от молодого барина в кабинет
открыли.
Она проводила Тамару,
открыла перед нею
дверь и тихо затворила ее.
И тотчас же побежала к
двери,
открыла ее и крикнула...
Он отворил огромный висячий замок, отодвинул болт и
открыл ржавую, поющую
дверь. Холодный влажный воздух вместе со смешанным запахом каменной сырости, ладана и мертвечины дохнул на девушек. Они попятились назад, тесно сбившись в робкое стадо. Одна Тамара пошла, не колеблясь, за сторожем.
Подъезжая назад к дому, я только
открываю рот, чтоб сделать Любочке одну прекрасную гримасу, как глаза мои поражает черная крышка гроба, прислоненная к половинке
двери нашего подъезда, и рот мой остается в том же искривленном положении.
— Не согласен? — твердо спросила девушка, когда мать
открыла ей
дверь.
— Сейчас приду! — не
открывая, ответили ей. Она подождала немного и снова постучалась. Тогда
дверь быстро отворилась, и в коридор вышла высокая женщина в очках. Торопливо оправляя смятый рукав кофточки, она сурово спросила мать...